Нераспечатанное письмо
История, случившаяся во времена, когда сотовая связь была не в каждой деревне.
Сегодня день не выдался:
С небес угрюмых лил не переставая дождь,
Взметнулиcь вверх нагие ветви. Вскользь,
К ботинкам глиною липучей прилепясь
И дождь по-капле собирающая в мразь,
Прокралась дряхлая старуха-осень.
С утра я был вполне спокоен, очень
Даже благодушен. Сготовил кашу, приготовил щей
К обеду. Вывел Рекса — преданного пса. Людей
Заметно не было. Скорей-быстрей
Под изгородь мой пес, делишки справив,
Тянул домой и, прыгнув через порог сеней,
Стряхнулся, весело залаяв.
Теперь уж пятый месяц коротая,
Живу я в полувымершем селе,
Где вдруг случайно очутился.
Припав от ветхости к земле,
Мой домик с покосившимся крыльцом
На круче у реки неспешной приютился,
Глядя на воду и на лес, кольцом
Охранным обрамляющим поля.
Здесь жизнь безумная моя
После черед дурных переживаний,
Ненужной траты сил, пустых затей,
Вошла в спокойный ритм. Из городских сетей
Я вырвался, хотя тревожащих воспоминаний
И здесь случается пасти табун.
Под мертвым светом полных лун
Тогда встаю я, подхожу к окну,
Смотрю в чернеющие дали,
На поседевшие макушки крон,
На церкви силуэт, звезд полный небосклон
И, вздохом тронув тишину,
Я глубоко зеваю.
На что и чем живу?
Нет, я не прозябаю:
Строчу статьи про птиц, зверей,
Отчеты ежемесячно о росте иль падении отраслей
В маркетинговую шлю контору.
Обычно рано поутру,
Пишу на флешку я заумные цифири
И еду к станции, нет, не пришпорив рысака,
А в виды видевшем автомобиле.
На станцию ж наведываюсь в месяц раза два.
К Никитичу иду — знакомому пенсионеру.
Старик радехонек. Чтя гостеприимства меру,
Зовет откушать. Знает, как улыбкой понуждать
К столу присесть! Снедь быстро снаряжает
На скатерть чистую: ему не часто выпадает
За чашкою индийского душевно рассказать
Мне — гостю доброму, а не ушлому соседу,
О местных новостях у переезда. Деду
Я, отпивая чай, шлю понимающие взгляды.
События же все незамысловаты:
Пастух корову потерял,
Кума Анфиска поломала ногу,
Мироныч был неделю вусмерть пьян,
И будут, кажется, мостить дорогу.
— А сена в это лето мало: вышел мокрый год,
Картошка уродилась плохо...
Жук колорадский всю ботву пожрал,
И было б лучше, если б было вёдро...
Я слушаю петляющий рассказ,
А сам кошусь на красный угол:
Под образом Христа, смотрящего на нас,
На столике стоит компьютер.
В подарок деду прибыл комп как раз
На Пасху, после нашей первой встречи:
Тогда в окрестных деревнях жилище я искал
И в приближении ночи постучал
К нему я в дом, надеясь слабо уж, что кто-нибудь привечит.
Никитич приютил...
Потом модем был прикуплён,
И вот, надев очки, открыв самоучитель,
На зависть жгучую соседушек-матрён
Мой дед пошел в он-лайн.
И тот еще любитель
Обзоров, гороскопов, новостей,
Прогнозов, сплетен, вражеских статей —
Старик, почувствовав, как юный прозелит,
Прилив воодушевления от новой веры,
Теперь просторы Интернета бороздит,
Дрейфуя иногда у островов Венеры.
Мне ж нужен комп, чтоб вставив в Ю Эс Би
Свою замызганную флешку,
Редактору отправить вдаль статьи
О том, как поживают воробьи,
Синицы, галки, глухари
И плюс отчет по-поливинилхлориду.
Предвидя дедову обиду,
Что скоро я оставил разговор
И недопитый чай, я покидаю стол,
Иду к компьютеру,
Под смутное ворчание,
Взывания к совести моей
Я отправляю-получаю файлы. Что теперь?
Прощаюсь с дедом, обнимаю крепко, закрываю дверь,
Лечу на почту.
По пути в киоске на углу
В охапку я хватаю несколько газет:
Одну — с рассказами моими,
Остальные — просто на растопку.
На почте в ящик свой почтовый загляну:
Там пусто — на лету почтарше я «привет»
Бросаю вместо «до свидания»,
Потом в сельмаг бегу,
И, как жених, спешащий на свиданье,
Несусь домой в своем авто, пуская клубы пыли.
О, милый дом! О, как бы не любили
Вы сей приветный уголок!
Там, где в печи мерцает уголек,
Где книга ждет у растворенного окна,
Где тишина, где легкая наивная мечта
Играет с трезвостью рассудка,
Где дышит полным вздохом грудь,
Где первая звезда зовет в неведомые дали,
И солнца к вечеру склоняющийся путь
Подернут дымкою неведомой печали,
И миром полнится душа.
Увы, то было летом — не вчера.
Теперь ноябрь. Сегодня горькими слезами
Стекает дождь по хладному стеклу.
Промозгло и темно. Угрюмо тучи ходят утюгами,
Придавливая небо к заднему двору,
Кидая снежную крупу в магическом обряде.
Экзистенциальная тоска простерлась серой мглой.
Нет, день не выдался, и было б лучше путь держать домой
Иль вовсе никуда из дома ни ногой,
Но нужно ехать за деньгами.
И вот мой славный Рекс с глазами
Полной укоризны оставлен сторожить мой утлый скарб,
А я — компьютера галерный раб —
Сквозь пароксизмы осени
Уехал к станции за вознаграждением,
Лелея мысль, что скоро с наслаждением
Забуду я про клавиши и мышь,
И буду с праздным сердцем лишь
Гулять, закинув нудные отчеты.
Моей мечты безудержной полеты
Дорогу скрашивали к станции. Там
Зашел к Никитичу: ненужный спам
Я вычистил из электронной почты,
О старике преполненный заботы,
В сельмаг сходил, чтоб другу старому пополнить провиант,
И вот — виват!
На почте подпись ставлю в получении заветной суммы,
Как будто я сорвал герань с цветочной клумбы,
Держу купюры — я богат!
Почти отправившись домой,
Довольный жизнью и собой
Решил я заглянуть в почтовую ячейку,
Корреспонденции нежданную проверку
Учинив. Мой взгляд, скользнув поверху
Рекламных флаеров и нескольких газет,
Упал на замерший в неловкости конверт,
Прижавшийся к стене нескладно.
Почувствовав себя внезапно странно,
Его я взял, не зная, что мне предпринять,
Рассеянно глядя на буков вязь,
Беззвучно произнося и имя адресата
и отправителя.
О, да... Когда-то
Мы близки были, ближе иногда, чем наши имена
На этом штемпелеванном конверте,
Но вышло так, что, в жизненном концерте
Каденцию исполнила фальшивая струна.
И вспомнил я ваш смех летящий,
Изящный абрис, шаг скользящий,
Копну волос, надменный взор,
Наш беспредметный разговор,
Вопросы колкие и дерзкие ответы,
Притворный гнев на мой укор,
Слова любви и пылкие обеты.
И вспомнил я с плывущей головой
Пиры безумные с тобой,
Фонтаны, океан, фейерверк желаний,
Коктейль из страсти и страданий,
И поцелуи, и полуоткрытый в неге рот,
И странный романтический аккорд
Таинственно и сумрачно звучащий.
И в мраке ночи уходящей
Был нежен я и нежны были Вы,
И целый мир я клал у ваших ножек,
Но... вскоре я узнал, что был я просто часть игры,
Лишь милый паж, чтоб на груди
Чертить виньетки вкруг застежек.
Случилось так, что был я не один
К кому склонялись благосклонно
Вы на плечо. Естественно, свободно
Меня делили вы с другим:
Вчера со мной, сегодня — с ним
И чувствовали при этом превосходно!
Вы мне понятно объясняли,
Механику и химию любви,
Что я не прав, и что вы в праве
Вести себя, как вы себя вели.
Что нет причин для треволнений,
Что так уж вот устроен свет:
С одними прыгаем в постели,
С другими — кушаем обед.
— Вы, милый друг, — анахронизм,
Чудная вещь из раритета.
Попробуйте попроще быть,
И счастье будет вам за это!
Я ж, между тем, горел в огне,
В трясине гиб переживаний,
Как злобный тать бродил во тьме,
И в круге ревностном страданий
Мерещилась мне тень Хозе.
И вот, узнав постыдства пустоту,
В смятении чувств, сознания, духа
Бежал я в глушь, наивность, простоту
Кляня свою, туда, где дикая разруха,
В страну берез, заброшенных полей,
Туманных зорь, звезд чахнущих огней,
Чтоб там найти успокоение
Среди холмов, неспешных рек,
Чтоб слушать ветер, птичье пение,
Вдыхать туманы, видеть снег...
Теперь же сквозь ноябрь и слякоть,
Светя дорогу тусклым фонарем,
Веду машину я сквозь мякоть
Раскисшей глины, сдобренной дождем.
Сиденье справа занимает незваный странный пассажир,
С бумажной бледностью конверта храня молчание, недвижим.
Его молчание в оплате —
Молчу и я, гадая, что же в нем внутри:
Признание, ложь, ошибок оправдание,
Мольба, насмешка, позднее «прости»?
Ведь все ушло: уж заросли
Пути к мосту, что берега реки,
Когда-то полной легким счастьем
Соединял, и где теперь унылые кресты
Надеждам умершим стоят.
Зачем вы шлете мне гонца?
Зачем? Кому? Погодой, сыростью, ненастьем
Иль моросящей грустью без конца
Вы стали вдруг угнетены?
И скомкала платок рука,
В предчувствии несчастья,
И воспоминаний горестный отряд
О днях истраченных весны
Чеканит шаг за рядом ряд,
В висках стуча бесстрастным наказанием?
Мой дом. Знакомое окно.
Калитка, мокрые ступени.
Фонарь разбит. В душе темно.
Дверь отворяю в сени.
Собака чует тонкий след
Духов с помятого конверта.
Ее гоню я. На столе
Тоскует старая конфета.
Туда кладу конверт.
В шотландский старый плед
Укутываю плечи,
Несу охапку дров к печи,
Колю топориком лучину.
Сейчас зажгу огонь,
Чтоб горестей моих
Дурацких осветить причину.
И вот, припомнив старый стих,
Смотрю: как будто буйный конь,
Гарцует на дровах веселый пламень,
Пуская искры, грея камень.
Тепло идет от кирпичей.
Кидаю в топку грусть мою и жду, когда ничей
Сквозь колосник она просыпется золой,
А чайник с дымовой трубой
В два голоса поют, гнусавя.
Что ж делать мне с твоим письмом?
Хотя не холодно, но зябнут руки.
Ненастье мокрое от муки
Осознания неизбежности зимы
Все хнычет, бьется за окном.
Предчувствие хандры и скуки...
О, если б ты пришла, то б мы
Сидели б, как в былые времена,
Вдвоем, искр мимолетность наблюдая,
И все бы я забыл, не ведая, не зная
О горестях зачахнувшей весны,
И капнула б прощения слеза,
И жизнь бы, может, началась другая...
Но все мечты-мечты...
Где ж ты, ау, прекрасная Даная?
Ведь адрес мой прекрасно знали вы,
Но предпочли писать, а не приехать сами.
Дрова сгорели, и лишь всполохи бегут по черным уголькам.
Беру конверт тяжелою рукою.
Ночная тьма уселась по углам...
Борюсь с душевною тоскою.
Мне хочется еще чуть-чуть тепла.
Помешкав несколько мгновений,
Сомнений слабовольных остановивши бег,
Переступив черту, письмо я в печь бросаю:
Увы — надеждам, сожалениям — нет.
Прощай, прекрасная Даная!
Захлопнув быстро печки дверку,
Бреду на кухню.
Чтобы достать до полки,
Ставлю табуретку
И между старою бутылкой коньяка
И мутной склянкой валерьянки
Решаю я налить настой из склянки.
И чтобы уж совсем наверняка,
Армянской жидкости я в рюмку добавляю
И пью. Где ж мой покой?
Что ж, буду ждать утра...
И незаметно засыпаю...